Ыхлаг взвыл последний раз, а затем его поглотила внезапно появившаяся внутри пентаграммы воронка подобная той, из которой он больше года назад и вышел в этот мир…

Эпилог

— И где были мои мозги? — бурчал себе под нос Гмалин. — Ведь все же признаки были налицо!

Он яростно вцепился себе в бороду.

— И Каменные лбы привязали его к самому большому столбу, и тот старший заговорун… да и с кровью раш тоже, похоже… Он повернулся к Алвуру: — Ну а ты-то куда смотрел? На соседнем же столбе висел!

Алвур сначала было принял обычный эльфийский высокомерный вид, но затем тоже вздохнул:

— Ты думаешь, что если висишь на столбе перед началом Крика гор, то у тебя есть настроение анализировать, кого куда повесили?

На это гном ничего не ответил, но на его лице нарисовалось понимающе-виноватое выражение. Они помолчали, а затем гном задумчиво произнес:

— Интересно, а в какой момент он… начал вспоминать?

Эльф пожал плечами:

— Когда я вступил в десяток, он еще точно ничего не помнил или в лучшем случае только-только начал осознавать, что он не совсем то, чем себе казался… Но, когда мы первый раз ехали в Светлый лес, он уже точно кое-что вспомнил.

Гном понимающе кивнул:

— Потому и не рискнул там появляться. Да и в Подгорном царстве тоже…

Он снова задумался, тряхнул головой и проговорил: — Может, все началось с того отката, ну, когда этот ублюдок Эгмонтер обнаружил и разбудил зачарованную в камень орду? Ведь рассеивание таких могучих и давних чар, что были на него наложены, — дело о-очень нескорое…

Трой, все это время недоуменно переводивший взгляд с одного на другого (а чего расстраиваться-то? Великий Марелборо жив и, как выяснилось, даже их побратим), тоже внезапно насупился и спросил:

— И Темное пламя, выходит, тоже он?

Гном и эльф переглянулись.

— Да нет, Темное пламя — ты, точно. ЕГО ручек я там не видел… Да и Мать раш тоже ты прикончил. Хотя… возможно, то, что Темное пламя не сожрало всех, а особенно нас с Алвуром еще на подходе — его заслуга. Но кто сейчас разберет?

— Господа, его величество ожидает вас в кабинете.

Все трое оглянулись. Перед ними стоял мажордом. Прежний… как будто ничего не изменилось и не было этих тяжких и страшных лет. Они переглянулись. Мажордом отвесил изящный поклон и указал в сторону лестницы, давая понять, что он не будет сопровождать их. И они тронулись вперед…

У дверей кабинета, когда-то принадлежавшего герцогу Эгмонтеру, Трой притормозил, окинул взглядом Гмалина и Алвура, явно пребывавших в довольно сумрачном состоянии (впрочем, что там говорить, он и сам свое состояние охарактеризовал бы даже не как ошарашенное, а как пришибленное), и решительно толкнул створку двери.

Они вошли. Кабинет был пуст. Трой недоуменно огляделся, но тут из арки распахнутых дверей, ведущих в примыкающую к кабинету личную библиотеку бывшего герцога Эгмонтера, раздался голос:

— Ну что застряли, побратимы, долго мне еще вас ждать?

Все трое переглянулись, и Трой заметил, что при этих словах напряжение, сковывавшее мышцы лица гнома и эльфа, слегка ослабло.

Их побратим крестьянин Марел… вернее, император Марелборо ожидал их, развалившись на широком канапе. Перед канапе стоял стол, уставленный полудюжиной разных бутылок и кувшинов, а также блюдами и вазонами с фруктами, копченостями, холодным жареным мясом, нарезанным крупными кусками, сырами и рыбой. С остальных трех сторон стола стояли три массивных кресла.

— Ну наконец-то, — усмехнувшись, приветствовал их император людей. — Сядем уж, что ли… Чай, пора отметить.

Все трое гостей переглянулись и… дружно уселись за стол. Марелборо, оторвавшись от изголовья канапе, ухватил какой-то кувшин и щедро плеснул прозрачной жидкости с желтоватым оттенком в хрустальные бокалы, стоявшие перед каждым из присутствующих. Поставив кувшин, он взял свой бокал и, подняв его, усмехнулся и произнес:

— Ну давайте, что ли… за победу!

Все молча чокнулись и опрокинули в рот содержимое бокалов.

— Что за… — сдавленно прошипел гном. А эльф просто вздрогнул и с явным трудом протолкнул ЭТО в глотку. Император, хвативший напиток с нарочитой лихостью, усмехнулся.

— А вот наш герцог ничего, выпил. И даже не спрашивает, что это.

Трой молча поставил бокал на стол. Еще бы он спрашивал. Обычная перегнанная зерновая бражка. А чем еще баловаться в лесных деревнях — ею да элем.

— Да уж, ваше величество, чувствуется, за последнее время у императоров людей заметно изменились вкусы, — отдышавшись, пробурчал Гмалин.

— Вашими молитвами, уважаемый гном, — насмешливо бросил Марелборо и, переведя взгляд на Алвура, добавил: — Впрочем, не одними вашими…

И Трой почувствовал, как и гном и эльф снова напряглись. Причем едва ли не сильнее, чем раньше, в тот момент, когда они трое подошли к дверям императорского кабинета.

Над столом повисла тягучая тишина. Потом Марелборо пошевелился и, протянув руку, взял со стола уже другой кувшин.

— Ну ладно, давайте плавно перейдем от крестьянина к императору.

Он вновь щедро плеснул в каждый бокал, но на этот раз по библиотеке сразу же разнесся свежий и терпкий запах, убедительно показывающий, что новый напиток вполне достоин императора людей.

Все трое опять чокнулись и сделали по глотку. Трой замер, пораженный необычными ощущениями, возникшими на нёбе и языке, а затем разбежавшимися по всему телу, гном не удержался и крякнул от удовольствия, а на лице Алвура нарисовалось странное выражение, что-то вроде смеси изумления и восторга.

— Это же… славур, — ошеломленно прошептал он. Марелборо усмехнулся:

— Я слышал, его называли и так. У бывшего герцога оказался вполне себе недурственный винный погребок. Понимал, шельмец, в напитках…

Эльф и гном обменялись быстрыми взглядами и напряженно уставились на императора. Марелборо покачал головой:

— Я выпил это только с вами, моими побратимами. И потому вашим поселениям действительно ничего не угрожает. Но Светлый лес и Подгорный трон должны заплатить.

Гном и эльф снова переглянулись, но Трой видел, что большая часть напряжения их покинула.

— Но… — начал эльф, однако Марелборо прервал его, подняв руку:

— Я думаю, что нашего общего друга и побратима стоит ввести в курс дела, а то он всю дорогу ломает голову, чего это мы тут друг на друга куксимся и следим за каждым жестом друг друга как соперники на турнире.

Трой бы сказал, что следили больше гном и эльф, причем не друг за другом, а за… Марелборо (вот, темные боги, он пока еще так и не привык к мысли, что его бывший самый тихий и незаметный побратим и подчиненный — легендарный император людей). Но узнать, чем это вызвано, он бы действительно не отказался.

— Так кто начнет? — светским тоном поинтересовался император.

Гном и эльф снова переглянулись, потом Гмалин тяжело вздохнул и открыл рот:

— Видишь ли, Трой… дело в том, что к тому, что… э-э… Великий Марелборо оказался в таком э-э… несколько нехарактерном для него состоянии, приложили свою руку гномы… ну и эльфы.

— Скорее эльфы… ну и гномы, — поправил император. — Но, похоже, наш друг не слишком много понял из твоего объяснения.

И это было сущей правдой. Трой сидел, недоуменно пялясь на всех Тройх. И тут заговорил Алвур:

— Полторы тысячи лет назад, сразу после Великой тьмы, наши вожди — прежняя Светлая владычица и прежний Подгорный царь — решили, что Великий Марелборо в качестве императора людей угрожает равновесию, установившемуся среди Светлых рас. И сдвигает его в сторону людей… — Алвур сделал паузу, давая Трою время выбраться из-под обломков, в которые превратился его, пусть и намного более сложный, чем ему представлялось в Сухом доле, но до сего момента все же такой ясный и понятный мир, а затем продолжил: — Мы с Гмалином не знаем, как это было сделано, но император людей был лишен памяти. И даже на некоторое время заключен в заточение сначала в Светлом лесу, а затем в недрах Подгорного царства. И лишь когда оба владыки убедились, что он навсегда превратился в то, чем они хотели его сделать, он был отправлен в мир людей, дабы тихо и спокойно окончить свои дни, не обратив проклятия своей смерти ни на эльфов, ни на гномов. — Алвур снова замолчал, потом грустно усмехнулся и закончил: — Но, как видишь, что-то пошло не так…